- Хочется написать что-нибудь такое хорошее-хорошее, волшебное, с привкусом безумия, - негромко озвучила я собственные мысли, помешивая сахар в кружке с чаем и не отрывая взгляда от моря, в которое тихо-тихо погружалось тускнеющее солнце.
- Так напиши. - Рыжий парень, сидящий рядом со мной за маленьким круглым столиком, улыбнулся своей хитрой, лисьей улыбкой, неотрывно глядя на меня задумчиво, подперев щеку кулаком.
Глянув на него, тепло улыбнулась в ответ. И сменила тему. Сейчас мне совсем не хотелось долго раздумывать над одним и тем же, не хотелось перекрывать спокойный поток мыслей таким своеобразным вандализмом.
- Хорошо, что ты умеешь ходить по картинам.
Немного подумав, добавляю, снова переводя взгляд на море:
- Хорошо, что ты можешь проводить меня с собой.
- Все ради твоей фантазии, - с легкой хитринкой, но по-доброму отозвался рыжий и тоже посмотрел в сторону горизонта.
- Как все удачно сложилось, неправда ли? - помолчав, вновь разрушила тишину я. - Очень удачно, что в этой картине на стене оказалась такая картина. А, представляешь, что было бы, если бы там были изображены снежные горы? Все было бы совсем не так. В лето всегда возвращаться приятней, чем в зиму. В позднее лето, в последние часы перед закатом, когда воздух дышит жаром и размеренной усталостью, когда никуда не надо спешит и ничего не нужно делать помимо того, что просит твоя душа. В беседке, у самого моря, в окружении кустов белого шиповника... Почему тут так красиво, Мусь?
- Потому что ты этого захотела, - тихо отзывается он, поднявшись, уходит куда-то, перед этим легким прикосновением к моему плечу пообещав скоро вернуться.
Вскоре Муссон возвращается и накидывает плед мне на плечи, тут же устроив руки поверх него. Чуть откинувшись назад, я могу уткнуться макушкой ему в грудь, но не делаю этого, только улыбаюсь. Подняв руку, покрываю его ладонь своей и с мягкой, нежной насмешкой говорю:
- С нас сейчас можно писать картину, не находишь?
- Вышло бы живописно, - соглашается он и улыбается. - "Автор и его Муза". Многие бы путали, кто из нас кто.
- Стереотип.
- Да. Жаль лишь, что я не знаю никого, чьей кисти можно было бы доверить этот портрет.
- У тебя разве нет в знакомых Муз, вдохновляющих художников?
читать дальше- Есть, конечно. Но многие из их подопечных либо уже покинули смертный мир, либо просто незнакомы с тобой в жизни.
- И нам не предначертано встретиться, верно?
- Кто знает, кто знает...
Улыбаюсь. Кто-кто, а вот Муссон точно должен был бы знать. Музам многое ведомо, иначе бы творцы, те, кого они называют подопечными, никогда не были бы настолько зрящими, способными заглянуть в ближайшее или далекое будущее. В каком-то смысле мы, благодаря им, становимся провидцами. Грустное дело.
- Что мы будем делать, когда солнце сядет? - Я снова меняю тему, покорно следуя течению собственных мыслей.
- Если ты захочешь, оно никогда не сядет, - он отвечает так же тихо, как я говорю, не желая мешать той гармонии, которая воцарилась в мире. И пусть это лишь нарисованный мир, он имеет право на жизнь и на свою музыку, слышимую в еле заметном трепете листьев на кустах, в далеком шорохе волн, в редко, очень редком крике чаек и в трещании кузнечиков.
- Закат обязательно закончится, - полуприкрыв глаза и слушая мир, отвечаю я. - Так будет правильно.
- Тогда мы можем пойти в другую картину, - чуть сильнее сжав мое плечо, таким нехитрым образом возвращая меня обратно, с новой, легкой улыбкой отвечает Муссон.
- Значит, я была права, и все картины между собой связаны?
- В той или иной степени. Все дело в красках, кистях, оттенках, а главное - в мыслях и переживаниях, вложенных в полотна.
- И мы можем пойти в картину, где будет так же спокойно, да?
- Не так же, совсем по-другому, но тебе понравится. Пойдем?
- Подожди, еще немного...
Мои пальцы крепче обхватывают его ладонь, задерживая. Я не в силах отвести взгляда от горизонта, от волн, в которых почти, почти скрылся диск раскаленного, теплого, летнего солнца. И вот, буквально через несколько вдохов, небо над горизонтом озаряется самым последним, самым ярким солнечным лучиком, и все начинает темнеть...
- Успела загадать желание? - тихо интересуется Муссон, убирая руки с моих плеч и делая шаг назад.
Я улыбаюсь.
Обойдя мой стол, он протягивает мне руку, которую я с благодарностью принимаю, придерживая плед, чтобы он не сполз. Не знаю, пригодится ли он мне там, куда поведет меня мой рыжий лис, но пока мы еще в этой картине, без этой детали все будет казаться неполным.
- А ты о чем мечтаешь? - неожиданно заинтересовавшись, спрашиваю я, позволяя взять себя под локоток и мягко ступая по теплым камням вниз по лестнице.
- О мире во всем мире, - с очень серьезным выражением лица отзывается он, после чего лукаво подмигивает, вызывая очередную мою улыбку.
- А если серьезно?
Муссон снова уходит от ответа, задавая встречный вопрос:
- Ты бы хотела, чтобы мои желания были связаны с тобой?
- Да. - Не вижу смысла лукавить и лгать. Он, уверена, знает меня даже лучше, чем я сама себя, тем более здесь, в мире, созданном им.
- Что ты еще хочешь знать обо мне?
- Первый ли я у тебя автор. Хотя точно знаю, что не первая, иначе бы ты не вел себя настолько профессионально, - задумчиво шепчу я, рассматривая песок под ногами и совершенно не задумываясь, куда мы идем. - Когда ты успел так повзрослеть и измениться? Всегда ли ты был таким рыжим? Особенная ли я для тебя или просто очередная работа?
Муссон улыбается, я вижу это краешком глаза и даже могу предположить причину. Она не в глупости моих вопросов, она не кроется в его ответах, она не в упреке или ревности, которых на самом деле нет. Мы хорошо понимаем друг друга, сколько бы не играли на публику и не устраивали скандалы на пустом месте с применением тяжелого холодного оружия подкласса "кухонная утварь". Самое главное - я могу доверять ему, касаться его, говорить с ним, не боясь быть не понятой. А это уже делает его для меня особенным. Как и меня для него.
- Я повзрослел лишь потому, что ты этого хотела. Тебе сейчас это нужно, и я такой. Когда изменишься ты, тогда изменюсь и я. Все для твоей фантазии... - последнюю фразу Муссон прошептал, наклонившись к моему уху, и мягко закрыл ладонями мои глаза. Я не протестовала, лишь на миг позволила себе погреться его теплом, таким близким и таким нужным, и улыбнулась. Вскоре он отпустил меня, и я поняла, зачем это было нужно - мы оказались в другой картине.
Пока я разглядывала новую обстановку, он продолжил отвечать на мои вопросы, улыбаясь и проходя к ближайшему столику, чтобы отодвинуть стул для меня:
- Всегда ли я был таким... не помню. Тебе лучше знать.
Поправив плед и разглядывая потолок, я мягко прошла по тихо скрипящим половицам и присела на предложенный стул. Переведя взгляд на Муссона, чуть улыбнулась и поинтересовалась:
- Значат ли твои слова, что мы встречались с тобой в прошлых жизнях?
- Кто знает, кто знает, - улыбнулся он в ответ, после чего ушел в сторону прилавка.
Мы оказались в маленьком, буквально на четыре столика, кафе. Пахло выпечкой, кофе, шоколадом и книжной пылью - легко, дразня мечты, фантазии, воспоминания. Тихо отсчитывали минуты большие настенные часы, стены прикрыты толстой, темно-коричневой тканью, свисающей, словно купол цирка. Под потолком блестели ловцы снов и тихо звенели друг о друга палочки, название которых за всю жизнь я так и не удосужилась узнать. Это было какое-то мистическое заведение, которое сложно было назвать кафе, но так же трудно было окрестить его иначе.
Вернувшись, Муссон поставил передо мной кружку с ароматным какао, какой я бы никогда сама не смогла приготовить, и пришел напротив с чашкой кофе. Вновь устроил локоть на столе, подпер щеку кулаком и посмотрел на меня задумчиво, с улыбкой, словно видел на месте меня что-то совсем иное, отличающееся от того, что каждый день вижу я в зеркале. Он смотрел без обожания или восторга, но так, что любая на моем месте должна была бы тут же смутиться или спросить: "Что такое?". Я же только улыбнулась в ответ, сделала небольшой глоток какао, непроизвольно зажмурившись от невероятного вкуса, и тихо проговорила:
- Ты был прав, мне здесь очень нравится.
- Я не мог ошибиться.
- Все для моей фантазии?
- Именно так.
- А, все-таки, я для тебя просто работа или нечто большее? - чуть наклонив голову, смотрю на него внимательно, все равно слегка улыбаясь.
- А как ты думаешь?
- Я не люблю думать. Особенно за других.
Муссон только улыбнулся в ответ и, решив понаглеть, взял у меня кружку и отпил немного. Наблюдая за этим, я тихо усмехнулась с улыбкой и только покачала головой. Ответа он мне так и не дал. Просто потому, что он и не нужен.
Мы еще много говорили. О том, об этом. Обо всем. С ним всегда легко, с ним ничего не нужно придумывать, потому что для него каждая мысль материальна, а каждая фантазия - жива. Он сам - фантазия. Муз. Муссон. Рыжий, рыжий лис...
Время текло медленно и лениво. Скажу по секрету - в картинах вообще время не идет. Когда мы вернулись, было ровно столько же, сколько было, когда мы ушли. Спать легли вместе - чтобы уместиться на узкой кровати, Муссон перекинулся в лиса. И в этом нет ничего такого, о чем могли бы насплетничать злые языки. Он просто охранял мой сон, а я просто ему верила и грелась украдкой.
В тот вечер мне впервые спалось так спокойно за последние месяцы...