Итак, «Тринадцатая сказка» Дианы Сеттерфилд.
Это именно та книга, которая была мне нужна. Она появилась в нужное время в нужном месте, и это уже можно было бы посчитать за некоторое волшебство. Это та книга, которую можно перечитывать бесчисленное количество раз, и находить в ней все новые и новые мысли, недоступные тебе прочтением ранее. Эту книгу можно растащить на цитаты, отдельные рассказы и заметки, но от этого она не потеряет своего особого шарма и настроения.
Знаете, аннотацию на эту книгу я заметила уже после того, как прочитала книгу, и пришла к выводу, что ее поместили в самый конец намеренно. В ней говорится совершенно не о том, о чем говорится в тексте. Сомневаясь, что мне удастся передать правду, я также воздержусь от собственной аннотации.
Если бы меня просили, советую ли я прочитать эту книгу, я бы безоговорочно и точно сказала бы: «Да!». За ее атмосферу, за повороты сюжета, за тайну, сохранившуюся до самого конца, за персонажей, непохожих друг на друга, индивидуальных и интересных. За то, что книга написана правдиво, хотя, наверное, история, рассказанная в ней, все-таки никак не связана с реальностью. И за то, что в книге все находится в правильном порядке.
Я не знаю, способна ли эта книга изменить или перевернуть чью-то жизнь, но я знаю, что она не напрасно пользуется такой популярностью.
Если вы любите книги, историю, архивы, дождь, Англию; если вы хотите узнать побольше о привидениях, близнецах, людях, судьбах и кровной связи; если вы готовы читать внимательно, готовы погрузиться в ту жизнь, что написана на этих строках; прочтите обязательно. Вы не пожалеете.
Ну и немного
цитатцитат.
Здесь, впрочем, не все цитаты, которые я отметила в книге во время чтения. Просто некоторые из них не понять без контекста.
Чтение – дело небезопасное.
Поможет ли вам правда в полночный час, в темноте, когда ветер голодным зверем завывает в дымоходе, молнии играют тенями на стенах вашей спальни, а длинные ногти дождя выбирают дробь на оконном стекле? Нет.
Начиная интервью с пробежки по стандартным вопросам (Откуда вы черпаете вдохновение? Ваши персонажи основаны на реальных людях? Что есть в главной героине от вас самой?), они вполне удовлетворялись краткими ответами – чем короче, тем лучше (Из собственной головы. Нет. Ничего) и переходили к тому, ради чего они здесь появились. На их лицах возникало мечтательное, предвкушающее выражение, как у маленьких детей в ожидании сказки на сон грядущий. «Расскажите что-нибудь о себе, мисс Винтер», - просили они.
Я угостила его очередной историей. Тощей, жалкой, малокровной сказкой без ярких деталей и изящных поворотов: выцветшие лоскуты, сметанные на живую нитку, с бахромой по неровным краям. Одной из тех историй, что так похожи на реальную жизнь. Точнее, на то, что представляется людям реальной жизнью, а это совсем не одно и то же.
Магия слов, без сомнения, существует. А если ими манипулирует человек умелый, знающий, эти слова запросто могут взять вас в плен. Они опутают вас, как шелковистая паутина, а когда вы превратитесь в беспомощный кокон, пронзят вам кожу, проникнут в кровь, овладеют вашими мыслями. Их магическое действие продолжится уже внутри вас.
Умирая, люди исчезают. Исчезают их голос, их смех, теплота их дыхания. Исчезает их плоть, в конечном счете и кости. Исчезает и память об этих людях. Это ужасно и в то же время естественно. Однако, некоторым людям удается избежать бесследного исчезновения, так как они продолжают существовать в созданных ими книгах. Мы можем заново открыть этих людей – их юмор, их манеру речи, их причуды. Посредством написанного слова они могут вызвать наш гнев или доставить нам радость. Они могут нас успокоить. Они могут нас озадачить. Они могут нас изменить. И все это притом, что они мертвы. Как муха в янтаре или как тело, застывшее в вечных льдах, чудесное сочетание обыкновенных чернил и бумаги сохраняет то, что по закону природы должно исчезнуть. Это сродни волшебству.
Молчание не является естественной средой для историй. Историям нужны слова. Без них они блекнут, болеют и умирают, а потом их призраки начинают нас преследовать, не давая покоя.
Для меня нет ничего важнее книг, однако я помню время, когда книги были для меня чем-то обыденным и в то же время более существенным, чем они являются сейчас. В детстве они были для меня всем.
Легкая пустая болтовня как средство спасения от тишины – той тишины, в которой таились мучившие ее демоны.
Возможно, эмоции имеют свой запах или привкус; возможно, они передаются от человека к человеку посредством каких-то особых волн.
Вежливость. Вот еще одна любимая добродетель убогих, если у таковых вообще могут быть добродетели. Что привлекательного в безобидности, хотела бы я знать? Разумеется, быть вежливым нетрудно – для этого не надо обладать какими-то особыми дарованиями. С другой стороны, вежливость является последним прибежищем тех, кто потерпел неудачу во всем остальном. Честолюбивого человека, выбравшего себе цель и имеющий силы для ее достижения, не должно заботить то, что думают о нем окружающие. Я не могу себе представить, чтобы Вагнер лишался сна, беспокоясь о чьих-то там оскорбленных чувствах. Он был гением и этим все сказано.
Разумеется, у всех историй есть завязка, развитие и финал, но они далеко не всегда следуют друг за другом по порядку. Правильный порядок – вот что важно.
Извините, - донесся до меня ее голос. – Привыкнув к своим ужасам и уродствам, невольно забываешь, как они могут подействовать на других людей.
Я начну с начала. Хотя, разумеется, начало никогда не находится там, где мы рассчитываем его найти. Наша жизнь представляется нам настолько важной вещью, что мы полагаем свою историю начинающейся с момента рождения. Сначала не было ничего, а потом появился Я… Однако, это не так. Человеческие жизни – это не отдельные нитки, которые можно выпутать от клубка и аккуратненько разложить на ровной поверхности. Семья – это узорчатая паутина. Невозможно тронуть одну ее нить, не вызвав при этом вибрации всех остальных. Невозможно понять частицу без понимания целого…
Близнецы всегда вместе, всегда вдвоем. Но если в их мире сдвоенность была естественным состоянием, то как они должны воспринимать других людей, существующих поодиночке? Мы должны видеться им какими-то нелепыми половинками.
Разумеется, все «ампутанты» стремятся к состоянию сдвоенности. Обычные люди – то есть не близнецы – ищут родственные души, влюбляются, сочетаются браком. Страдая от собственной незавершенности, они пытаются составить пару с кем-нибудь.
Люди чаще всего видят лишь то, что заранее ожидают увидеть. Если же кто-то ожидает увидеть пустое место, ему это, как правило, удается.
Когда ты есть ничто, пустое место, остается только дать волю фантазии. Ты стараешься хоть чем-нибудь заполнить пустоту.
Деревня Анджелфилд не поражала своими размерами. Через нее тянулась единственная улица, названию которой, написанному на деревянной табличке, нельзя было отказать в изысканной простоте и логичности: «Улица».
Я привыкла обитать в тени и подружилась со своей печаль, но в этом доме моя печаль не приветствовалась.
Тут надобен особый склад ума, мисс, чтобы видеть то, чего на самом деле нет.
Разделение близнецов – это нечто совершенно особенное. Представьте себе, что вы пережили страшное землетрясение, после которого совершенно не узнать окружающий мир. Изменился ландшафт. Изменилась линия горизонта. Изменился даже цвет солнца. Сами вы, правда, остались живы, но это уже совсем другая жизнь. Потому неудивительно, что люди, выжившие в подобных катастрофах, часто сожалеют, что не погибли вместе с остальными.
Два раза мне случалось вывязывать у носка лишнюю пятку, и оба раза ко мне приближалась смерть, унося моих близких. Когда я сделала это в третий раз, ко мне явилась жизнь. Это научило меня не слишком доверять приметам и совпадениям.
Мертвые уходят в землю.
У каждого есть своя история.
Вблизи люди выглядят не так, как на расстоянии.
Я потянулась к столику за рецептом. Энергичным размашистым почерком на листке было написано «Сэр Артур Конан Дойль. Рассказы о Шерлоке Холмсе. По десять страниц трижды в день вплоть до окончания курса».
Вот так мы работаем вместе с доктором: в единении разумов и единении рук, предугадывая мысли и желания друг друга.
Я всего лишь человек. Как и все прочие люди, я не помню своего появления на свет. Мы начинаем себя осознавать много позже, уже выйдя из младенческого возраста, когда наше рождение представляется чем-то бесконечно далеким, случившимся в самом начале времен. Мы живем, как зрители, которые опоздали к началу спектакля и стараются по ходу действия догадаться о событиях пропущенного ими первого акта.
У всех нас есть свои печали и горести и, хотя их тяжесть, очертания и масштабы различны в каждом отдельном случае, цвет печали одинаков для всех.
- Значит, лучше все-таки знать всю правду? – спросил он.
- Я в этом не уверена. Но, узнав ее однажды, ты уже не сможешь вернуться назад, к незнанию.
Для йоркширского кота в реке нет абсолютно ничего привлекательного. Ему подавай болото.